Даже если бы в Стратфорде-на-Эйвоне вообще никто не родился, городок этот стоило бы посетить. Он маленький и уютный, на его осмотр с заходом в магазинчики у вас едва ли уйдёт больше часа. Нам, правда, выделили целых два. Ещё бы, ведь один дом, где родился гений английской литературы чего стоит!

А вот как это выглядит глазами очевидца, то есть моими.

На широкой по местным меркам улице Хенли-стрит вас выстраивают в очередь в современное здание Шекспировского центра. Вокруг домики куда более приятные, чёрно-белые, фахверковые, аптеки здесь называются на слегка старинный лад “chemist” (буквально, «химик»), в начале улицы стоит статуя шуту, словно насмехающемуся над нами, а вокруг развеваются рекламные баннеры с фотографией, на которой грязная доярка собирается поцеловать в пятачок ещё более грязного поросёнка.

В самом Шекспировском центре вас в сопровождении женского голоса проведут по нескольким залам, на стенах которых висят самые разнообразные изображения «великого барда». Главным образом, искорёженные, абсурдистские, на которых всем знакомый портрет предстаёт то тем же шутом, то чёртом, то цветной кляксой. На плоском экране телевизора вам покажут фрагменты из фильмов, снятых по бессмертным пьесам.

Минут через пять вы оказываетесь в прелестном внутреннем дворике и, пройдя между кустиками и цветами, встаёте в очередь на вход в сам Дом – определённо старое, чуть покосившееся двухэтажное здание. К вам выходит хмурый привратник с открытым ртом, потухшим взором и видом любителя расчленённых маленьких девочек. Он угрожающе сообщает, что внутри дома любые съёмки запрещены. Я послушно выключаю технику и ещё минут шесть хожу по совершенно пустым комнатам, по сравнению с которыми любая из избушек в той деревне-музее, что мы посещали под Лимериком, покажется вам Эрмитажем.

Внутри нас встретил молодой смотритель, который поначалу решил, что может меня чем-то удивить, и предложил ответить на любые интересующие нас вопросы по поводу экспозиции. Я не стал спрашивать его о причинах отсутствия каких-либо книг в доме равно как и всего, что хоть как-то может намекнуть на то, что здесь жил не бомж, а маломальский писатель. Я сформулировал вопрос проще:

- Не могли бы вы мне показать хотя бы одну страничку, хотя бы одно слово, написанное рукой Уильяма Шекспира.

Смотритель задумался и, сохраняя весьма серьезную мину, ответил:

- Здесь, в доме, нет, но вы можете обратиться в сам Шекспировский центр, там есть архив. – Он снова задумался и добавил: - Но вас туда, скорее всего, не пустят. Для этого нужно специальное разрешение.

Ларчик, как вы уже поняли, открывался довольно просто.

Выйдя на улицу, в тот же дворик, и помедлив у бюста непонятно каким ветром занесенного сюда Рабиндраната Тагора, индийского поэта, писателя, композитора, художника и вообще крупного общественного деятеля, я оглянулся на пустой дом-музей и припомнил всё то, что когда-либо читал по этому вопросу.

Начну с того, что сам дом, где 23 апреля 1564 года якобы родился «Потрясающий копьем» (именно так переводится торговая марка Shakespeare), был «восстановлен», а точнее будет сказать, построен лишь в XIX веке в стиле тюдоровского оригинала. Думаю, если вы читали эти мои записи с самого начала, то нисколько не удивлены. Но посмотрим на другие факты.

Официально установлено, что автор произведений «Шекспира» обладал феноменальным активным словарём – порядка 25 000 слов, тогда как даже самые одарённые его современники типа философа Френсиса Бэкона использовали не более 10 000.

Кроме этого «Шекспир» неплохо владел французским, итальянским и латынью, разбирался в греческом, на пятёрку знал историю Англии и античности, цитировал Монтеня, Ронсара, Ариосто, Боккаччо, Гомера, Плавта, Овидия, Сенеку, Плутарха. Причём как в переводе, так и в оригинале. Наконец, «Шекспир» знал юриспруденцию, риторику, музыку, ботанику, медицину, военное и морское дело.

Не я первый, как вы понимаете, задался вопросом «а дайте-ка глянуть на оригиналы почерка и хотя бы подпись» великого драматурга. Задолго до меня этим исследованием занялись маститые учёные, которые пришли к выводу о том, что вся его семья, то есть отец, мать, жена и дети были… безграмотными. О получении Уильямом образования тоже нет ни малейших свидетельств. Смотритель напрасно отправлял меня в архив: там тоже нет ни единого клочка бумаги с «автографом» поэта. Есть, правда, его завещание (которое обнаружили через сто лет после его смерти), но и оно писано рукой нотариуса. Кстати, в завещании расписаны все предметы вплоть до ложек и кровати, но нет ни одного слова хоть о какой-нибудь книге, тогда как уже в то время его потомки могли бы сделать на рукописях неплохое состояние.

Как вы думаете, какие похороны устроили Великому Барду соотечественники? Провезли в золотой карете до Букингемского дворца? Захоронили в Тауэре? Палили в его честь из пушек? Знаменитые писатели написали элегии на смерть коллеги по цеху? Были изданы десятки памятных сборников? Не угадали. В стратфордском приходском реестре была сделала короткая запись о его кончине. Можно также найти документы, подтверждающие, что Шекспир был мелким ростовщиком и постоянно судился со своими соседями на предмет взыскания долгов. Никакого великого поэта Шекспира современная ему Англия вообще не знала!

Если мои наблюдения заинтересовали вас и если вы не из тех, кто готов верить каждому слову учебников и хрестоматий, вы можете копнуть этот вопрос глубже сами. На тему шекспировского мифа, «мистификации тысячелетия» написано немало книг, а сегодня ещё и выходят фильмы-версии. Кто именно писал за него, был ли это граф Рэтленд с супругой или целый сонм талантливых литераторов, подписывавшихся брэндом «Потрясающий копьём», до сих пор не установлено и едва ли когда-нибудь будет официально разглашено.

Свои выводы я сделал. И в итоге перешёл к написанию фамилии Шекспира в кавычках. «Гамлет», «Макбет», сонеты и множество других, весьма разножанровых произведений, безусловно, были, есть и будут. Чтение их в переводах познакомит вас с сюжетом и некоторыми мыслями, чтение в оригинале – с тонкостями оборотов и непереводимыми внутренними смыслами английского языка. И если авторы этих вещей посчитали необходимым скрыть свои истинные лица, на то их полное право. Настоящее искусство, как писал ещё Уайльд, скрывает художника. Но при этом я тоже оставляю за собой право не принимать на веру всего того, что вдалбливают нам в головы и на чём всегда кто-нибудь делает себе капитал, будь то денежный, политический или культурный.

"Солнечный Альбион"